Запись на татуирование к Марсу Андарьянову (что интересно, имя — настоящее) ведется за несколько недель вперед, да еще не каждый попадет. Причина проста — качество исполняемых татуировок, в том числе по авторским эскизам-флэшам и уникальный стиль, выработанный Марсом за десятилетие работы.
Мы встретились с тату-мастером и пообщались на его рабочем месте, в уютной домашней студии, где стены украшены фотографиями татуировок, как в настоящей галерее, а жужжанием татуировочных машин пропитан сам воздух помещения.
Автор: Расскажи, как дошел до жизни такой?
Марс: Как говорят, родился и пригодился. Околдованным себя по жизни чувствовал. Однажды очнулся, тату-машинка в руке гудит: вот так и пошло...
Если серьезно, то татуировать начал с 1994 года. Как все, использовал струны и тушь «Rotring», работая в домашних условиях, приближенных к боевым, на подушках и матрасах. Серьезный подход начался с 22 сентября 1996 года, когда у меня появился первый профессиональный инструмент, американская тату-машина марки «Apollo».
Потом я от нее избавился, перешел на английские машины марки «Micky Sharpz». С тех пор только ими и татуирую. Сегодня у меня семь таких машин. Основную массу работы я ими и делаю, хотя не забываю и ротор. Какую машину и когда использовать у меня зависит от настроения, времени суток и глаз клиента (шутка). Напомним, что в татуировке применяются два вида машин: индукционные и роторные. Индукционными хорошо делать быстрый и мощный прокрас рисунка. Роторные в основном употребляют в растушевках, наложении теней и при процедурах перманентного макияжа.
А: Любил ли ты рисовать? Кто повлиял на тебя в этом плане?
М: Сама татуировка в детстве меня никак не привлекала. Я был к ней весьма равнодушен. Рисовать же всегда любил, много и с удовольствием. Наверное, от отца по наследству передалось. Он у меня военный был. А в армии как: все четко, по уставу. Надо к Новому году или к какому другому празднику плакат или стенгазету оформить — будь добр, исполняй. Если рисовать умеешь, то тем более не отвертишься. Зато после почет и уважение обеспечены.
Батя особо не развивал в себе художественные наклонности. Меня же отдали в изостудию, напрягали походами в художественную школу, где мне никогда не нравилось, потому что заставляли делать стандартные вещи. Я любил рисовать эскизы, рисунки в стиле нью-арт, близкие по духу к митьковским, своеобразный гротеск. Мультяшных персонажей привечал, комиксы хорошо удавались как цветные, так и черно-белые. Акварель использовал, масло, тушь, акрил, гуашь. Рисовал в основном ради забавы.
Переменив множество профессий, я освоил ремесло мастера-краснодеревщика. В силу ряда обстоятельств ушел из него, и мое внимание привлекла тема тату.
Как раз с конца 1980-х — начала 1990-х в России стал прививаться цивилизованный подход к теме. У людей, особенно съездивших на Запад, например в Германию, появились настоящие, профессионально сделанные тату. Сегодня, конечно, они ничего особенного собой не представляют. Обычный, хорошо сделанный Трайбал, выполненный в цвете или однотонный. Но тогда, на фоне доминирующей уголовно-армейской тематики, они выглядели шикарно и привлекали внимание. И я решил заняться тату более серьезно.
В первый раз я увидел такие татуировки, когда учился в 175 столярном московском училище на Вятской улице недалеко от фабрики «Свобода». Именно в нем я учился на краснодеревщика, а ребята с курса постарше как раз вернулись из Германии. В школе и армии я уже пробовал делать наколочки с помощью швейной иглы и туши. Но особого энтузиазма не было. А тут — рисунок в виде Трайбала отложился в голове.
А: Получается, что в Германии начала 1990-х кололи те же Трайбалы?
М: Видимо так. В 1993 году я закончил училище, отработал год по профилю и встретил людей, уже хорошо «забитых» тату. Причем все было сделано уже в России. Присутствовал свой стиль, в ход шел «Rotring». В 1994 году у меня появились первые тату на обеих руках. Их мне делал мастер Михаил, ученик Андрея Литвинова по прозвищу «Литва». Они работали тогда в Матвеевке. Интересные ребята были, красивые вещи делали.
А: Какой узор себе нанес?
М: Мне пришлось по душе этническое направление. Приколол восточный стиль Ориентал, японское направление — извивающиеся драконы, неулыбчивые самураи, чешуйчатые карпы, раскидистые лотосы, женщины, обмахивающие себя веерами, морские волны, воздушные протуберанцы... В то время это было что-то новое. Делали их в цвете.
А: Значит, 1994 год и два года после него ты накапливал мысли и опыт?
М: Тогда не было почти никакой информации. Интернет был не развит. Кто-то приторговывал на Горбушке краской и западными тату-журналами, постепенно создавалось сообщество тату-мастеров и любителей тату. В 1996-м я по рекламе вышел на Елену Осипову, у которой был тату-салон «Искусство» на Якиманке. У нее продавались профессиональные краски, иглы, другие расходные материалы. Тогда у меня вместо струны появился первый профессиональный тату-инструмент.
А: Приобретение профессионального инструмента для тебя стало отправной точкой становления как тату-мастера?
М: Я понял, что стало легче работать, открылись новые возможности и пришлось смириться с мыслью, что тату станет моей основной профессией. Тогда почти не было тату-салонов.
Я ездил в «Три Кита» на Таганке, познакомился с Китайцем. Много татуировал на дому. В середине и конце 1990-х случился большой всплеск интереса к теме тату и других модификаций тела (пирсинг, скарт, брэндинг), не затухающий до сих пор. Стены были увешаны объявлениями, и складывалось впечатление, что у меня, в районе Чертанова, почти в каждом доме работает тату-мастер или тату-салон — настолько велик был интерес к теме. Процесс становления тату развивался оптимистично и весело до августа 1998 года, когда случился дефолт. Финансовый кризис подкосил стройные ряды поклонников, опустошив их кошельки, да и по тату-движению был нанесен сильный удар.
Качественные краски и инструменты сразу подскочили в цене — стало трудно и неуютно работать. Выжили в итоге сильнейшие.
А: Когда ты пришел в «Ультру»?
М: Где-то с 2000 года я стал работать в популярном московском тату-салоне «Ультра», где пока и тружусь. Пригласил меня в него известный московский тату-мастер Андрей Кузьмин. Я работал пять лет по графику три дня через три. Привык.
Но к лету 2005 года ушел из «Ультры». От рутины и однообразия меня спасал постоянно обновляющийся поток клиентов, общение с интересными людьми. С осени 2005 года я стал постоянно работать в своей домашней студии. О времени, проведенном в салоне, не жалею. Так как благодаря ему представилась возможность вылезти из подвала с широко распахнутыми от ужаса глазами и сразу попасть на передовую татуировочного фронта, вызвав огонь на себя. Когда стало совсем невмоготу от «принятого на грудь свинца», пришлось бросить салон на произвол судьбы.
А: Как менялись людские предпочтения в тату с 1990-х годов?
М: Люди все разные. Есть такие, кто более-менее в теме, шарится по Сети, почитывает литературку, имеет знакомых татуировщиков и в итоге неплохо ориентируется в теме — знает стили, тату-мастеров, их работы. Но есть и «обывательский» поток, который хотелось бы куда-нибудь направить (шутка). Ведем работу в этом направлении.
Отмечу, что непросто дается такое просвещение, ибо годами складывающиеся стереотипы меняются с трудом. Да и восприятие чего-то нового требует времени. В целом ситуация, конечно, меняется и не скажу, что к худшему. Мастера тоже поднаторели. Опыт появился.
А: Как менялись сюжеты твоих тату, складывался собственный стиль?
М: У меня — чисто технически. Изначально хорошо делал карпов. Журналы покупал, смотрел работы, опыт копил. Стал понимать, что для того, чтобы развиваться, надо разработать собственный стиль. Он возник не сразу. Я шел к нему сознательно, набивал руку. Обозначил бы его как синтез Acid (Кислоты) с New School (Новой Школой) и элементами психоделии по-русски. В нем нет жесткой привязки к тому или иному стилю, учитываются в первую очередь пожелания клиента.
Делаю все в любом стиле, но есть у меня особое пристрастие к оттачиванию оттенков и проработке большого количества деталей в узоре тату.
Стараюсь все обозначать ярко, необычно, вводить скрытый смысл, может быть не один. Чем сложнее тату, тем она мне интереснее. Хочется познавать и расти дальше. Еще нравится стиль Fantasy (Фэнтези) с элементами Biomechanic (Биомеханика), например, как в работах великолепного художника Гигера, сотворившего ужасных «Чужих». Не чураюсь и стиля Realism (Реализм), причем интересно смешивать его с другими стилями.
А: Кого бы отметил из западных коллег по цеху?
М: Нравится Анил Гупта — индеец. Он делает яркие, интересные вещи. Работы Айтчисона поражают воображение. Американец Кук неплох. Приятно видеть появление большого количества молодых талантливых тату-мастеров в Западной и Восточной Европе, таких, как Тин-Тин и другие.
А: У тебя интересная манера — рисовать флэши не на обычных листах бумаги, а в больших тетрадях в клеточку страниц по 80. У тебя их около сотни. Откуда пошло такое пристрастие?
М: Еще в школе у меня во всех тетрадях на последних страницах были разные рисунки. Видимо, отложилось в памяти, а потом так и пошло. Я не делал из флэшей культа, для меня это — моменты жизни, рабочий материал: извлек из сознания, нарисовал в тетрадке — и все. А чистый белый лист уже к чему-то обязывает: нужна перспектива, светотень, расположение.
В тетради у рисунков много переходных моментов, это своего рода черновик, в котором зафиксированы жизненные фрагменты. Может быть, эти наброски пригодятся мне как мастеру года через два, станут флэшами. Допустим, мне понравилось пятно на полу в метро. Запомнил образ, пришел домой, извлек из памяти и перенес в тетрадь.
А: Что еще задевает твое воображение?
М: Все. Например, причудливые комки мыльной пены, оставшиеся после бритья в ванной, прилипший к кафелю волос... У меня своеобразное воображение, как и взгляд на мир. Не знаю, с чем это связано.
А: По-моему, все у тебя с воображением окей. Знаю, что ты делаешь прикольные подписи под рисунками...
М: Если б не татуировал, то точно что-нибудь писал. У меня стиль, близкий к утопическому панку. «Выпив море, море пива, мы уйдем от рецидива»,— шутим мы и громко смеемся.
А: Ты себя ощущаешь больше тату-мастером, художником или кем-либо еще?
М: Пожалуй, я — обыкновенный ремесленник, тату-ремесленник. Человек, который много и усердно пашет. Художники — они великие вещи делают. А я — боец невидимого фронта, такой тихий, маленький, скромный и ласковый зверек, исполняющий желания.
А: Неужели тебя не привлекает тщеславие, то, от чего крылья за спиной растут и нимб появляется?
М: Наверное, я уже перебесился. Тщеславие для меня — отчасти уверенность в собственных силах, которые надо почувствовать, чтобы было, так сказать, куда спиной упереться. Гордость за то, что можешь что-то интересное сделать.
А: Значит, к похвале и хуле относишься равнодушно?
М: По крайней мере, стараюсь сделать вид, что меня это не трогает, и не пытаюсь «оспаривать глупца», как сказал классик.
А: Расскажи о своей работе краснодеревщиком.
М: Начиналось все красиво. Полные амбиций молодые ребята после училища... а кончилось все тем, что делали стенки из ДСП и табуретки, процесс изготовления которых я возненавидел еще в училище. А: Пересекаются ли профессии тату-мастера и краснодеревщика?
М: Главное, не испортить материал. Без всяких аналогий. Береза, к примеру, непредсказуема. Сосну, ель легко обрабатывать. Нас неплохо обучали в училище. Преподавали технологию резьбы по дереву. Орнаменталистику, историю интерьеров, их соответствие тем или иным стилям. Как отличить Ренессанс от Барокко или что такое маркетри (мозаика древесная), когда режется из шпона орнамент, который впоследствии путем обклеивания наносится на поверхность.
А: Давай поговорим о музыке. Что слушаешь, например, за работой?
М: Слушаю все, кроме дешевой попсы и совковой эстрады. Люблю блюз, джаз, классический рок, панк. Новые направления, такие, как: индастриал, прогрессив, ню-метал, альтернатива. Ставлю Marilyn Manson, Tool, Garbage, Limp Bizkit, Depeche Mode, Guano Apes. Heделю музыку на стили. Для меня главное — качество звучания и присутствие своих идей, искренность...
А: Какие тату у музыкантов ты бы выделил?
М: У многих известных музыкантов качество тату весьма среднее. Может быть они себе представляют искусство тату по-другому — судить трудно. У Томми Ли, Мэнсона, Дерста вроде неплохие тату. Вообще, бомонд — довольно капризная публика, со своими заморочками. Люди из бизнеса подходят к тату более грамотно.
А: Знает ли основная масса клиентов, что хочет себе нанести?
М: Сначала тату — почти всегда каприз. А когда поговоришь с клиентом, раскроешь глаза (шутка), то он подумает, переварит и, может быть, к некоторым советам прислушается. Есть и такие, кто прямо спрашивает совета мастера. Стараюсь не брать на себя такую ответственность (в смысле советов), но иногда что-то подсказываю.
А: Часто ли выбирают твои авторские работы для своего тату?
М: Сегодня уже многие знают об их существовании в тетрадях. Приходят, просят посмотреть и что-то выбирают. Раньше было так: даешь в руки тетрадь, а клиент морщится, не воспринимает рисунки, глянец стандартного флэша на бумаге больше привлекает внимание. Но для тех, кто осведомлен, такой флэш из тетрадки еще более ценен, тем более что он переносится на кожу в стиле free-hand, то есть свободно рисуется на теле.
А: Кто более привередлив в выборе рисунка — женщины или мужчины?
М: Зависит от человека. По наблюдениям мастеров, в тату-салонах сегодня девушек-клиенток больше, чем парней. Не знаю, с чем это связано. Выбирают себе не только стандартные места для татуирования, как копчики и лопатки, но и руки, спины, икры ног, запястья. Возраст клиенток колеблется от 18 до 50 лет, приходят и старше. Состояние кожи, конечно, зависит от возраста и ухода, но у многих она в весьма приличном состоянии.
А: Сколько по времени занимает процедура тату?
М: Я обычно заряжаюсь на три часа. Если больше, то устает спина от неудобной позы, рука от вибрации машинки, уши от ее гудения, а глаза от концентрации на узоре. Искривление позвоночника — профессиональная болезнь татуировщика (шутка).
А: Что для тебя является критерием хорошей тату?
М: Качественно сделанная работа — основной критерий. Много клиентов приходят по рекомендациям от старых знакомых, которым я когда-то делал тату, причем достаточно давно.
А: Как тебя воспринимают те, кому ты делаешь тату?
М: Внешность обманчива. Сначала клиенты пугаются, потом привыкают, после начинают общаться, улыбаться. Они понимают, что попали в нужное место. Ведь татуируются черт знает где, нанося Бог знает что от недостатка информации, по ошибке, а кого-то просто «душит жаба» (шутка).
Основная масса идет туда, где дешевле. Обязательно надо смотреть, как и кто делает тату, оценить обстановку в салоне, отношение к вам, как к клиенту, пролистать портфолио мастера, не теряться и не смущаться, все уточнить. Но не борзеть, потому что многие нахватаются вершков и строят из себя подкованных знатоков, часто попадая в смешное положение.
А: В Москве работает около двадцати легальных приличных тату-салонов и столько же тату-мастеров на дому. В Нью-Йорке их официально зарегистрировано 3000! Что думаешь о такой ситуации в Москве, это — нормально?
М: Мне кажется, идет саморегуляция. Есть потребность — появляются салоны. В системе присутствуют как спады, так и подъемы. Это — матрица (шутка). Но упростить регистрацию салонов с учетом всех медицинских требований, конечно, не помешало бы. Больше свободы, а замки и цепи всегда можно повесить.
А: Деньги в тату играют большую роль?
М: Для меня лично, пожалуй, нет. Для кого-то — это основной критерий. Инструменты, расходные материалы — все стоит дорого, нормальная тату-машина — от 300 у. е., но репутация и интерес к тату для меня пока еще важнее денежных вопросов. В тату для меня большую роль играет взаимная симпатия. Можно в каждом случае по-разному договориться о цене за работу.
А: Есть ли в тату какая-то мистика, волшебство, драйв, который бы роднил ее с роком?
М: Каждая тату, как и хорошая песня,— чудо! Ничего не было на теле и вдруг, бах — появилось! Причем на всю жизнь. Конечно, элементы волшебства, хорошей мистики в тату, безусловно, присутствуют.
А: Тату влияет на человека?
М: Время и его особенности влияют на человека гораздо больше, чем все остальное. У каждого времени свои ценности. В случае с тату любое влияние происходит на уровне самовнушения и самопрограммирования. В воздействие рисунка на теле на современного человека не верю!
А: От мастера, его энергетики что-то зависит?
М: Думаю, энергетика мастера сильно отражается на качестве тату. Если делать тату с плохим настроением, то и узор получится не очень хороший. Его придется потом доделывать. Но чтобы кто-то стал умнее, хитрее или добрее от нанесенной тату — о таких случаях я не знаю. Это из разряда мифов. Человек сам себе что-то доказывает, самоутверждается.
А: Совершенствуется ли с течением временем искусство тату?
М: Появляются более качественные тату-машины, расходные материалы, краски. Например, «Star Bright», «Intenze». У них богатая палитра, и забиваются они легче. Новые художники рисуют замечательные работы, на основе которых впоследствии могут появится целые направления и новые стили, как случилось с Biomechanic, High-Tech. Или как благодаря художникам Гигеру, Валеджио и их «тараканам» в голове (шутка) появились целые фантастические миры.
А: Что думаешь о своих достоинствах и недостатках?
М: Отнес бы к обоим пунктам возраст. Мне сейчас 40 лет. С одной стороны, понимаю, что в 20 или 30 лет я бы не был таким терпеливым и настойчивым в достижении определенных целей. С другой стороны, я бы мог татуировать по семь-восемь часов...
И если сегодня за день татуируешь двух-трех человек, то к вечеру устаешь. Одним словом, нет у меня целенаправленности, заботы о детях... Бесшабашный я по жизни человек!
А: Мы знакомы уже не первый год. Знаю тебя как веселого и неунывающего человека, идущего с шуткой по жизни. Расскажи о детях, как они относятся к твоему ремеслу?
М: У меня их четверо, все они разные, со своим индивидуальным характером. Кто повзрослее, относятся к моему занятию спокойно. Понимают, что работа есть работа. Самый младший — Иван (ему 7 годков), он обращает внимание на мое занятие. Стараюсь при нем не работать. Маленьких привлекает процесс работы. Адреналин. Потом они ходят возбужденные и рисуют себе шариковыми ручками узоры на руках.
А: Их пока не обучал?
М: Ко мне занятие тату пришло не сразу и непросто. Я к детям не лезу, стараюсь не навязываться. Для них сейчас больше привлекательны компьютерные игры, к тату они серьезно не относятся, считают ее капризом. Будет желание, сами попросят показать что и как.
А: Какая черта современной молодежи тебе не нравится?
М: Мне их почему-то жалко, у них нет детства, какое было у нас: яркое, светлое, беззаботное. Может, стало больше дискотек, но атмосфера, царящая на них, еще та. Молодежь сейчас дерганая, нервная. Потом будет пытаться вернуть себе детство, а каким образом — непонятно. Еще коробит меня упрощение языка. Не слэнг, а именно нарочитое упрощение, когда теряются речевые нюансы, и язык становится пресным и скучным, как политический новояз или официально-деловой.
А: Что для тебя свобода? М: Я всегда себя чувствую свободным не взирая на строй. А так, доступ к информации и улучшение качества жизни. Появился выбор. Тех же марок и сортов пива или стилей музыки. Раньше только «Ячменный Колос» и «Самоцветы». Сегодня полные прилавки на любой вкус. Но это относительная свобода.
А: Мыслишь ли себя вне татуировки сегодня?
М: Наверное, если не буду татуировать, то займусь чем-нибудь, связанным с другим творчеством. Дизайнерскими разработками, промышленным дизайном, ландшафтным переустройством.
А: Откуда приходят к тебе образы для флэшей — изнутри или снаружи, благодаря внешним раздражителям?
М: Я бы определил источник образов, как найденное во внешнем мире и переработанное во внутреннем. Допустим, сегодня что-то увидел, а через месяц в голове родился образ или узор. Книгу, журнал, работы других художников или мастеров посмотрел — и готово. Есть в тату рок-н-ролльный запал, который способствует творческому процессу. Но опять же все приходит, когда надо. Для восприятия и осознания определенных вещей человек должен быть готов. В моем случае совпали вектора творчества и прагматики.
А: Что пожелаешь коллегам по цеху?
М: Всем больше солнца, которого так не хватает в этой северной стране. Терпения и трудолюбия. Все остальное придет, приложится или купим.
А: Марс — дикий, редчайший, мутировавший чел, нашедший в тату для своего необычного во ображения неповторимо удобренную почву. Он удивительно похож на татарского хана или мурзу особенно с длинным хаером и небольшой бородкой. Хаер он недавно зачем-то состриг налысо, от чего стал похож на египетского мамелюка, вот только чалмы не хватает, пестрого халата, горячего коня и острой сабли.
Такое сходство дает полное основание говорить о том, что по Марсу Ниловичу Андарьянову явно скучают Голливуд и «Мосфильм» вместе взятые, настолько у него ярко и харизматично выражен тип внешности. Он, конечно, маскируется под оседлого тату- ремесленника, но даже профессия определяет его темперамент. Куда денешься от генов, в которых наверняка прячется кто-то из знаменитых в свое время художников или воинов (вполне совместимые как в древнем, так и в современном контексте ипостаси), когда известный тату-мастер являет собой достойного продолжателя волшебной череды перевоплощений.
Только тогда он отчаянно рубился в сражениях, а теперь избыток энергии и агрессивности Марса (планеты весьма воинственной) трансформируются в трудолюбие, терпение и мудрость.